Минут через тридцать долетели до Ломоносова… остановились возле офиса. Мой провожатый велел сидеть мне «в тачке» и отправился через проходную. Через несколько минут, он чрезвычайно галантно и аккуратно для своих габаритов вёл Юлю, поддерживая своей мегаклешнёй мою девушку за ручку. Юля выглядела как-то испуганно, но шла… Ей, конечно, досталось место на заднем сиденье. «Шефу и очень красивым девушкам – можно всё», пояснил он мне и ей… Когда она забиралась на ступеньку, он явно отвёл руку чтобы шлёпнуть моего ангелочка по попке, но заметив, что я о-о-о-очень внимательно наблюдаю, не стал… Моё сердце забилось сильнее... Василич захлопнул за Юлей дверь, подмигнул мне и показал кулак с вытянутым большим пальцем вверх, явно одобряя её всю и выражая согласие, что за ней надо «о-о-о-очень внимательно приглядывать». Я покраснел немного. Нежные ручки обхватили мою шею.
- Лёшка, что случилось? – спросила она. 
Рядом плюхнулся Василич. Не дав мне раскрыть рта, он сказал за меня:
- У вас, сладенькие мои, медовый месяц в укороченном варианте. Руководство прописало постельный режим… - Он заухмылялся, внимательно глядя в зеркало и почти неприкрыто мысленно раздевая Юлю. 
Мой ангелочек зарделась, а не в меру откровенный водитель, просто засветился от счастья.
- Эх, Лёха, такая у тебя девочка-конфетка! – с показным вздохом, проговорил он. – Ладно. Поехали!
Юля потянулась, чтобы чмокнуть меня… Василич, выкручивая руль, с не менее показным возмущением, заявил:
- Так, деточка, в этой машине делать всё можно красивым девочкам и шефу… поскольку Лёшенька твой - не мой шеф, то, если хочется потискаться на заднем сиденье, придётся заехать за моим шефом.
Юлька остановившаяся было, совсем зарделась, но всё-таки, завершила свой порыв коротюсеньким поцелуем. 
- Будем, считать, что я этого не видел. На первый раз прощаю, – прокомментировал увиденное Дмитрий Васильевич и дал по газам, разгоняя бабушек, кошек и прочую живность оказавшуюся на пути его чёрного «крузачины».
Через пять минут, я, поблагодарив за доставку Василича, уже помогал Юле выбраться из высокой машины. Мы пошли к подъезду. «Крузак» Василича не отъезжал… я просто спиной почувствовал взгляд самца, который уже помчался к попке моей спутницы… Я опустил руку, чтобы обнять Юлю, но немного ниже… и положил её, прикрыв эти округлости своей ладонью от алчного взгляда... Машина немедленно рыкнула и укатилась. Я чуть шлёпнув по месту, которое только что погладил, как бы подтолкнул Юлю… Она удивлённо и игриво глянула на меня, но ничего не сказала… прошла вперёд... Наверняка, она тоже почувствовала, что кто-то против её воли, желал сделать нечто… пусть и мысленно… Мы поднялись до нашего этажа. Я хотел было открыть дверь, но Юля, развернувшись, обвила меня за шею и поцеловала в губы. 
- Лёшик, милый, ты – мой ангел-хранитель. Я буду заботиться о тебе. Всё будет хорошо, – нежно и с чувством прошептала она.
- Я тоже люблю тебя и буду охранять тебя, – прошептал я в ответ и чмокнул её.
Мы вошли в квартиру. Скинув туфли, я побрёл в комнату и обессилено опустился на кровать. Юля подошла следом… присела передо мной на корточки... посмотрела в моё лицо.
- Лёшка, а  у тебя глазки – серые, – чуть нараспев, сказала милая. 
Она протянула руку, взяла мою…
- Ой, кровь! – встревоженно пикнула ангелочек. 
Я вздрогнул, немедленно увидев свежую картину в памяти. Опустил глаза с её лица на руку, которую она теперь держала, будто та – сломана и вот-вот рассыплется.
- Что случилось? Рассказывай.
Она легонько провела пальчиком по костяшкам на моей руке. Посмотрела на подушечку и, убедившись, что это определённо кровь, присмотрелась внимательнее.
- Ты что, подрался? – вероятно, сопоставив повреждения с возможными ситуациями их возникновения.
Я отрицательно помотал головой.
- Так, – строго начала Юля, – Алексей Александрович, рассказывайте, что случилось немедленно, или я… или я Вас больше не люблю!
- Да, Юльчик, милашка, ну, ничего особенного… просто треснул кулаком от злости по дубу, силу не рассчитал, вот и поцарапал.
Она недоверчиво посмотрела мне в глаза. Присмотрелась. В принципе-то, я не соврал… Вован – дуб тот ещё…
- Лёш… а ты ведь, хочешь мне соврать…
- Нет, Юль. Честно, – извиняющимся и совершенно убитым тоном, сказал я, – просто этот ублюдок Вова и дуб - они и в самом деле мало чем отличаются почти во всех смыслах.
Юлины глаза, блеснули как-то грустно.
- Алёшка, ты же обещал мне не врать… Пожалуйста, не делай мне больно, – раненным голосом проговорила обиженная Юля.
- Юльчик, милая, прости! Честно! Я и не буду. Совсем не хотелось просто говорить… он просто такая мерзость этот человек.
Юля отпустила мою руку и ладошками, всё так же сидя передо мной, закрыла своё лицо. Я понял, что очень неудачно мне этот Вова аукнулся… Я сполз на пол. Перед ней. Встал на колени. Отвёл руки. И посмотрел в её лицо. В глазах девушки были слёзы.
- Милая, ну прости. Прости, пожалуйста. Просто,  всё настолько по-дурацки вышло! - с жаром начал я мольбу, стоя на коленях перед ангелом.
Она обвила мою шею руками. Прижалась. Прошептала.
- Я люблю тебя. Это ты меня прости. Я просто всего на секунду, подумала, а если всё это - обман… И мне стало страшно так сильно, что я… я… - она всхлипнула, - Ты ведь не обманываешь меня?
- Нет, нет! Что ты! Я же обещал! – я схватил её руки, приложил милые ладошки к своему лицу, целовал их… потом её щёчки… носик… - Нет, ни в коем случае!
Наконец, она чуть отстранилась.
- Лёшка, знаешь, – начала она уже ровным голосом, – на самом деле, это я и виновата.. Не догадалась, опять, что есть вещи, про которые не надо переспрашивать.. Я знаю, что ты не станешь мне врать, что ты меня любишь… и я тебя люблю… просто я второй раз уже не поверила, что у тебя и в самом деле могут быть причины что-то не говорить… Ведь, ты же меня охраняешь… я знаю… я за полчаса два раза уже в этом убедилась. Ты на уровне инстинктов – мой щит и мой меч… прости… просто я… я боюсь, что  каждый наш момент вместе может оказаться последним… я обещаю, быть впредь внимательнее и не ставить тебя в такое положение как сейчас!
Не дав мне раскрыть рта, она бросилась в мои объятия… прижалась… как-то нежно и беззащитно… как маленький ангелочек… я обнимал её и мы сидели так, пока покалывающая боль в коленях не напомнила о том, что мы смертные из крови и плоти и пора бы уже встать… Я приподнялся… подхватил Юлю и мы вместе встали… Я провёл ладонью вокруг её лица и отодвинул упавшие на него волосы. Поцеловал её. И смотрел в её красивые глазки… смотрел, как они доверчиво отражают меня. Я чмокнул её ещё раз. 
- Может, всё-таки, переоденемся и пообедаем? – предложил я.
- Ах, точно! – сказала она, окинув себя взглядом. Блузка уже помялась, плотно облегавшим ноги джинсикам ничего не грозило, по большому счету. И вдохновлено и шутливо добавила, – А ты – иди и смой свои боевые раны. Не разрешу прикасаться к себе коли руки по локоть в крови.
Развернув меня в сторону ванной комнаты, шлёпнула мне по заднице и шутливо скомандовала:
- Бего-о-ом фарш! Даю - одну минуту сорок секунд.
Мне хватило минуты и десяти секунд. Я вышел из ванной.  Она стояла спиной ко мне в одних беленьких трусиках и осматривала блузку, вероятно, прикидывая – стирать? Гладить? Или так повесить? Я замер. Просто стоял и смотрел… любовался ею. Изящными изгибами талии, и видневшейся с моего наблюдательного пункта груди. Грациозными движениями, когда она поворачивала блузку, разглядывая, видимые только женскому взгляду помятости, соринки. Наконец, она обернулась и заметила меня. Её руки метнулись, прикрыв стыдливо грудь. Щёчки чуть порозовели.
- Молодой человек! Тут, между прочим, девушка переодевается. И это некультурно - одглядывать, – с игривой укоризной, обратилась она ко мне.
Я любовался ей. Будь я древним греком прошептал бы  Ἀφροδίτη Ἀναδυομένη (др.геч. Афродита Анадиомена - пенорождённая), пытаясь найти, хоть какое-то, божественное описание для любимой. Я подошёл к ней, отвёл её руки от груди… сходство с древним образом богини усилилось… Впрочем, фигурка у Юли была куда более хрупкой и воздушной, что, при этом, никак не омрачало моего романтичного эпитета… и я поцеловал то, что только что прикрывали стыдливо чуть сжатые ладошки, приник к её губам. Она и не думала сопротивляться… Она ответила лёгкой дрожью… Её руки воевали с моим галстуком, потом – рубашкой… брюки тоже – долой! Страсть накатывала волнами и превращалась в лёгкое безумие и помешательство, с которым, мы, наконец, слились в одно целое... неуклюже упали на постель… огромную, уютную и такую нашу постель… Никаких бед, горестей, забот… только – мы. Она и я. Я и она. Просто мы… мы – вместе, и нам хорошо вдвоём. Мир, за дневным окном пусть живёт своими серыми буднями, у нас – всё иначе, у нас – яркое солнце, по-настоящему яркое. И чувства обострены до предела. Немыслимого в обыдённости предела.